Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Ржавые земли [= Боги-насекомые ] - Максим Хорсун

Ржавые земли [= Боги-насекомые ] - Максим Хорсун

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 71
Перейти на страницу:

Или ей послышались шаги? Ведь сегодня снова стреляли неподалеку. Быть может, кара божья свершилась – ее мучитель и благодетель остался в пустыне с простреленной головой? Сколько раз сама молила, заклинала, срывая голос, небеса…

В груди неожиданно похолодело: если так, то ей не суждено пережить своего палача.

– Петруша! – снова позвала баронесса. Зрение в последнее время частенько подводило ее. Воспаленные глаза видели лишь серый круг: горловину той ямы, в которой она томится… сколько? Год? Больше? Она давно потеряла счет дням. Она – что муха в янтаре. Благородная пленница страшного человека – хладнокровного убийцы, сумасшедшего. Королева салонов Петербурга, Вены, Берлина и родного Данцига в руках мужика, получившего в этом странном месте подобие власти.

Там наверху была пещера. А в глубине пещеры скрывалась яма – провал, скорее естественного происхождения, чем рукотворного. Этот сумасшедший вряд ли стал бы рыть ради нее землю и ворочать глыбы. Он вообще очень рационален для душевнобольного.

– Петруша!.. – Она перегнулась пополам, надсадно кашляя. Опустилась на сырую землю, нащупала шубу и укуталась. С каждым днем… Нет! С каждым вздохом она чувствовала себя хуже и хуже. Жизнь вытекала из нее, впитывалась в темные и холодные скалы.

– Изверг окаянный! Чтоб ты сдох, отродье!

Она почему-то думала, что мужчина, пленивший ее, – немой. Наверное, оттого, что тот до сих пор не сказал ей ни слова. Ходит сам себе на уме. Вечно мрачный, злой, как собака. Она называла его Петрушей (нужно же было к нему хоть как-то обращаться?), но чаще – сукиным сыном и грязной свиньей.

Зачем она понадобилась бледному дураку с разящей без промаха винтовкой, баронесса до сих пор не могла взять в толк. Как женщиной он ею не интересовался. Держал в яме, кормил, время от времени выпускал на прогулку. Скорее всего, Петруше просто-напросто было в радость унижать несчастную дворянку; он безмолвно радовался, глядя на нее, сидящую в потемках, жалкую и заплаканную.

Дни плена текли изнурительно долго. Еве пришлось не раз пересмотреть свои жизненные ценности. В конце концов она пришла к согласию с собой и решила, что будет согревать его по ночам… но Петруша жестко пресек все неловкие попытки сблизиться. Наверное, понимал, что при первой оказии баронесса располосует ему горло и сбежит в пустыню. Или даже останется здесь, в его оазисе. Ведь, если Петруша погибнет, кого тогда ей бояться?

…Но сейчас баронесса сидит в яме, из которой без чужой помощи не выбраться. И не дай бог что-то случится с ее мучителем – тогда она останется в каменном мешке навечно. А жить, вопреки обстоятельствам, так хочется. Несмотря на кашель, несмотря на резь в промежности, на неуемную ломоту в костях и слезящиеся, подслеповатые глаза.

– Петрушка!!!

Она страстно желала обругать мужика так, как ругаются обычно ямщики на многолюдных улицах. Как ругал матросов подвыпивший капрал (она слышала!) на «Князе Пожарском» в тот мистический вечер. Увы! Не была обучена сквернословить, как простолюдинка. Вот ее благочестивая матушка могла обложить всякого без зазрения совести, да жаль – далеко она нынче. Наверняка все глаза успела выплакать по пропавшей без вести дочери.

– Ну что же ты, ирод?! Жив хотя бы? Или дух испустил?

Что-то мягкое упало баронессе на голову, скользнуло по груди, свернулось у ног в кольцо. На ощупь (ах, беда с глазами!) поняла, что это веревка. Ева смахнула слезы, которые оказались почему-то клейкими и густыми; сердце ее затрепетало. Она намотала веревку на запястье, сделала петлю и всунула внутрь локоть. Веревка натянулась, баронесса уперлась ногами, на которых красовались почти полностью сохранившие вид сапожки, в неровную стену.

Меньше чем через минуту она стояла под сводом пещеры: Петруша, как и большинство хворых на голову, силой обижен не был. Да и исхудала она сильно; весила, точно дитя.

– Чего уставился? – буркнула Ева, боясь повысить голос на своего господина, на своего немого божка. – Корми, раз достал на свет игрушку!

Петруша застыл истуканом. Бессмысленный взгляд голубых глаз, точно у курильщика опия… Низкорослый, с широкой грудью, длиннющими руками и ногами колесом, стриженный под горшок, с толстыми губами, курносым носом и низким лбом… Каждая черта этого загадочного человека навсегда врезалась ей в память. Ева даже видела его во снах. Например, в таких, где Петруша спускается в яму по веревке, а спустившись, принимается душить ее, выпячивая от усердия губы и кряхтя. И тогда она просыпалась от жуткого кашля.

Баронессе Беккер было невдомек, что Иван Хлыстов, которого она упорно называла Петрушей, – мастак притворяться.

…Он запекал на углях хвостатых лягушек. О, что за смрад стоял над оазисом! Как-то давно баронесса собрала остатки мужества в кулак и отведала мяса несчастного земноводного. После этого досадного случая маялась животом два дня и две ночи, проклиная себя за неосмотрительность.

Петруша же ел лягушат, точно пряники, целиком, с почерневшей шкуркой и костями. Он сосредоточенно двигал чрезмерно развитыми челюстями, оглашая окрестности хрустом перемалываемых косточек.

Баронессу он кормил тушенкой, сухарями, а иногда подгнившими овощами. Изредка баловал сахарком. Щедростью не блистал, но голодом не морил. Столоваться лягушками не принуждал. Жадно поглощая скудный паек, она всякий раз гадала – сколько еще Петруша будет нянчиться с ней, как с живой куклой? Не случится ли так, что однажды она наскучит и сей непредсказуемый безумец свернет ей голову, как свернул когда-то головы Стасю и Франтишеку?

Где он брал консервы и овощи? Иногда она несколько дней кряду просиживала в яме, не слыша его шагов. Быть может, он ходил в пустыню? Ева давно поняла, что в загадочной стране, где ей довелось очутиться, еда – едва ли не самая большая ценность. И ничто не стоит здесь так дешево, как человеческая жизнь.

Под кожистыми деревьями – бледно-желтыми и похожими на тянущиеся к небу куриные лапы – почва была скорее темно-коричневой, чем ржавой. Там виднелись несколько кривых грядок. Петруша упорно сажал лук. Лук почему-то прорастал у него хилый, а на вкус – горький, как полынь. Есть его было решительно невозможно.

За что бог разгневался на эту землю? Зачем запретил здесь овощи и фрукты? Зачем запретил птицам и зверю показываться на отлученной территории? Зачем населил ее уродливыми, искаженными формами жизни?

Ева, опасливо озираясь на Петрушу, отошла к деревьям. Прикоснулась к одному, ко второму… Кора была теплой, от прикосновения баронессы по стволам пробегала едва заметная дрожь. Дрожь передавалась в заостренные пальцы-ветви. Отзывалась шепотом в золотистой, завивающейся спиралями листве. Она привыкла к этим ни то растениям, ни то животным. Со временем они даже стали ей немного симпатичны. Уж лучше прижаться грудью к теплой и отзывчивой коре, чем к мокрой скале, которая пьет из нее жизнь крупными глотками.

Одна, совсем одна. И слезы текут по бледным щекам горячими дорожками. Одна рядом с помешанным убийцей. Никто не защитит ее, никто не заслонит собой, когда немому выродку стукнет в голову убить ее.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 71
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?